Спартак Арсенал Константин Бесков Федор Черенков
Щемило в сердце… Тоска. Плохо-то как, плохо! И вроде это постоянно со мной, но сегодня как-то особенно сильно. Ноги не держат, руки не слушаются. — Фёдор едва прихватился за поручень, медленно вышел из вагона метро, присел на скамейку на станции. Подышать… Поглубже. Должно помочь. Федя закрыл глаза. В груди усиливалась боль…
…В дверь постучали. Федя отворил. Очередная партия прокуренных папиросами мужиков вошла в их квартиру. Они пришли попрощаться с отцом Фёдора. Прошли в комнату, где стоял гроб. Мать безостановочно рыдала, младший брат был растерян и прижимался к нему крепко-крепко. Но и сам Федя, едва окончивший школу, был в абсолютной прострации. «Папа, папа… Как же это так…» — Федя только начинал свой жизненный путь, по всем стандартным жизненным раскладам только что наступали те годы жизни, которые считаются лучшими для каждого человека, а тут не стало отца. «Папа, папа… Я тебя очень люблю, верю, что ты слышишь меня». Отец выглядел почти как живой и даже внешне стал чуть моложе как будто. Только неестественная бледность говорила о реальном положении дел. Папа, папа…
— «…Я помню, как в тюрьме жестокой
Больной, в цепях, лишенный сил,
Без памяти, в тоске глубокой
За старца брат меня молил» — закончил Николай Петрович Старостин. Он читал стихи Пушкина всю дорогу, уже несколько часов, и все исключительно наизусть. Кто-то из игроков скучающе смотрел в окно, кто-то просто уснул, а Фёдор слушал. Слушал и получал удовольствие от этих стихов. Федя безмерно уважал Николая Петровича. Ведь он был среди тех, кто первым его заприметил и дал путёвку в футбольную жизнь.
— «Федя! Да что это такое! Ну это же совершенно невозможно, ты точно из ума выжил!!!» — Ольга, первая жена Фёдора, находилась в состоянии, близком к истерике. Черенков вернулся из магазина с пустым кошельком. Встретив по дороге побирающегося нищего, Федя из жалости отдал ему всю имевшуюся наличность. Не осталось даже денег на булку хлеба и бутылку молока, которые он должен был купить по дороге домой.
-«Оля, да ты пойми, ему есть нечего, а мы уж справимся, не голодаем ведь». — Фёдор оправдывался, но его глаза выдавали, что он всё равно не понимал, что плохого он сделал, оказав помощь человеку. Скандал продолжался несколько часов и Фёдор был рад только одному — дочка Настенька была в школе и не видела этого всего. Ольга всё говорила и говорила, а в сердце у Феди щемило. Щемило от тоски и непонимания. Ведь он старается поступать честно, делать добро. Почему тогда ему постоянно приходится за это страдать?
— «Ты никому не нужен! Никому! От тебя отвернулись все! Слабак! Твоё существование бессмысленно!» — голос в голове не давал уснуть, бесконечно ударяя в сердце новыми и новыми фразами. Фёдор не помнил точно, когда появился это голос, наверное в первые годы после окончания школы, может чуть позже. Голос был безумно похож на свой собственный, только с разнообразием оттенков — то безупречно холодный, то очень горячий. Федя спорил с ним, пытался доказывать своё. Голос всегда видел всё плохое, был безжалостным по отношению к Фёдору и требовал прекратить их совместные мучения.
— Сиринкоу! Номер 10! — диктору стадиона Хайбери с трудом далась Федина фамилия. Он только что забил великому «Арсеналу» прямо на его стадионе, показав настолько выдающуюся игру, что ему аплодировали 50 000 английских болельщиков, не смотря на разгром и вылет их клуба. После Фединого гола Бесков пошутил над ним, что теперь они в команде будут называть его только так и не иначе. Смущенный Фёдор не нашёл, что ответить, только тихо улыбнулся. По окончанию матча британские журналисты бросились к нему, чтобы взять интервью у этого блестящего «Сиринкоу». Он был великолепен. После матча футболисты втихую решат нарушить режим. И Черенков тоже это сделает, только по-своему. Он ляжет спать аж на два часа позже положенного.
Фёдор сковывал страх, он не решался подойти к Бескову. Надо же такому приключиться, чтобы экзамен назначили на день матча, да какого, «Спартак» — «Динамо» (Киев). Как об этом сказать Константину Ивановичу? Он зашёл в тренерскую комнату, тихо улыбнулся.
-Федя, чего тебе? — спросил Бесков.
-Константин Иванович, у меня тут… В общем… Неприятность произошла… В смысле как неприятность… — и Фёдор замолчал, не понимая, как же лучше донести то, что он хотел.
— Да говори уже, время ценно.
— В общем, в общем-то… Это не неприятность, а как… Ну так… — Федя переминался с ноги на ногу.
-Федя!
-Экзамен у меня, Константин Иваныч! Сегодня же! — очнулся после вскрика Бескова Фёдор.
Главный тренер глубоко вздохнул, чуть призадумался, а после посмотрел на Федю немигающим взглядом. Феде стало неуютно.
— Езжай, чего уж там. Справимся.
Федя не поверил своим ушам. Бесков! Отпустил! С такого матча! Экзамен был сдан успешно, а возвращаясь обратно, он по радио услышал, что «Спартак» победил. В ту ночь, от двойной радости Черенков нарушил режим уже не только со сном. Все мы остаёмся людьми, со свойственными нам пороками, даже самые великие из нас.
-Мама! Папа! — дочка Настенька рыдала. В доме происходил очередной скандал, а она очень тяжело это переносила. Очередная ситуация, которая вызвала Ольгино недовольство, заключалась в том, что Фёдор занял большую сумму денег человеку, который по её мнению, не собирался их возвращать. И сделал это без ёё ведома.
— Оль, ну подумай сама. Разве мы плохо живём?
— А, так ты у нас богатей!
— Ну почему же, просто человеку реально надо, а у нас они просто без дела лежали.
— Да как без дела! Ты же даже не спросил, на что и почему я откладывала их! — рыдала уже Ольга.
Скандал продолжался до глубокой ночи, пока Ольга, обессиленная, не уснула. Лёг и Федя. Он дико устал, у него раскалывалась голова и хотелось спать. Черенков закрыл глаза.
— «Она тебя совсем не любит. И правильно, кто полюбит такого олуха, как ты. Никому не нужен, никому!» — зазвучал голос в голове. Он так и не смог уснуть до самого утра.
… Федя не мог оторвать взгляд, он был словно заворожённый. Вместе с отцом Федя впервые попал на Центральный стадион им. Ленина на игру «Спартака».
— Гусь, горишь! — кричал Игорю Нетто кто-то из защитников. Федор не мог оторваться, глядя на великолепного Хусаинова, подающего большие надежды молодого Сёмина и всю легкость и изящность игры «Спартака». Спустя годы он привнесёт в эту игру ещё больше изящества и тонкости, а пока он счастлив рядом с братом и отцом, сидит на трибуне и подставляет лицо под лучики выглянувшего из-за облаков солнца…
…Солнца было явно недостаточно. Холодное, по-зимнему яркое, но пустое. Фёдор сидел на скамейке, усиленно дышал теплым воздухом на руки и пытался угадать откуда ветер, чтобы сесть к нему спиной. В Москве была поздняя осень, предтеча зимы, а у Феди не оказалось не одной тёплой вещи. Не так давно он расстался с Ольгой, хотя, не смотря на постоянные скандалы и ругань, он совсем не хотел этого делать, хотя бы ради Настеньки. Но Оля фактически выгнала его, сказав, что больше не любит и окончательно устала. И Черенков ушёл. Как всегда, совершенно не думая о себе, Федя оставил бывшей жене квартиру и всё нажитое имущество. Наступала зима, а у него не оказалось тёплых вещей, причём совсем. Денег тоже не было, так как часть он раздал, а часть назанимали персонажи, знающие, что можно не возвращать, что Фёдор не потребует.
— Иди, иди зайди хоть куда-нибудь. Слушай меня, слушай! Иди, иначе мы совсем замёрзнем! — Фёдор встал и направился в метро, решив обогреться там. Иногда голос советовал дельные вещи.
…Вещи валялись беспорядочно по всей квартире, а Федя лежал на кровати и смотрел в потолок. В углу телевизор что-то вещал на непонятном языке, из крана еле слышно капала вода и русско-французский словарь в развёрнутом виде был небрежно отброшен в сторону. Париж, Париж… Что тут в нём другие нашли? Чего воспевают? Никакой романтики и лёгкого настроения Федя не ощущал. Он уже несколько месяцев жил в Париже, играя во второй лиге за «Ред Стар» и с каждым днём всё больше хотел домой. Ничего ему здесь не нравилось, и даже поддержка лучшего друга Сергея Родионова, вместе с ним игравшего за это клуб, слабо помогала Феде.
Фёдор встал, подошёл к окну. Ничего интересного. Пойти некуда, разговаривать не с кем, не жизнь, а сплошное мучение. Усталым взглядом Черенков окинул комнату. В сердце защемило.
…»Как вкусно кормят в столовой! Это определённо стоит того, чтобы стать профессиональным футболистом!» — такие мысли посещали мальчишек из детского спортивного лагеря, уплетавших кашу на базе в Тарасовке. В этой же столовой питался основной состав.
— Ребята, кто из вас Федя Черенков? — к столу подошёл аристократичного вида старичок, в котором мальчишки узнали Старостина.
— Он! — на Фёдора показывали сразу несколько пальцев, сам он от растерянности молчал и краснел.
— Пойдём со мной. — пригласил его Николай Петрович. Они пересели за столик для основного состава. Николай Петрович расспрашивал как дела, как семья и прочее. Сказал, что мол, будешь себя хорошо вести, получишь шанс играть в клубе.
-«Легко, только каши побольше давайте!» — пронеслось у Феди в голове.
Закончив беседу, Николай Петрович спросил:
— Добавки хочешь?
Конечно хотелось. Но тут опять начала проявляться Федина застенчивость. Однако Старостин всё прочитал в мальчишеских глазах.
— Люда, дайте парню добавки, да побольше!
Все мальчишки с завистью глядели на покрасневшего Черенкова.
…Он глупо улыбался, но смотрел неотрывно. Глаза её казались ему бездонными а лицо совершенно очаровательным.
— «А какую вы литературу предпочитаете?» — Ирина, будущая жена Фёдора, пыталась вывести его из ступора. Она улыбалась, ей безусловно льстила такая заинтересованность.
— «Я… Вы знаете… Даже вот… Разное, классику там…» — Фёдор наконец очнулся, и решил использовать стандартный вариант ответа на такой вопрос. Они стояли в библиотеке, только что произошло их знакомство, и сейчас у Фёдора в груди появилась уже знакомая искорка. Он думал, что такие чувства в нём уже давно умерли. А увидев её, понял, что нет.
…Команды уже стояли в подтрибунном помещении и готовились выйти на поле. Фёдор волновался ещё больше, чем обычно — играть с потрясающей Бразилией да ещё и на «Маракане»! Шансы, очевидно, не высоки. Но нужно своей игрой хотя бы не посрамить сборную. Соберись, Федя!
Не посрамил. 130 000 человек наблюдали, как неповторимый Черенков забивал их сборной а Дасаев отказывался пропускать. Сборная СССР победила бразильцев в их же вотчине, вписав своё имя в историю. Фёдор был великолепен.
…Он стоял у прилавка, тыкал пальцем то в одно, то в другое и никак не мог объяснить продавцу, что же ему нужно.
— Ну вот же, ну чай, как же там это по вашему… — Фёдор силился вспомнить, но напрасно. Виноват он был сам, так как усилий к изучению языка не прикладывал совершенно.
— «Что же за страна такая» — резюмировал Федя, выходя из магазина. Ну вот не нравилось ему тут, и всё! Домой вернулся с чаем с чёрной смородиной, которую не любил, кофе без кофеина и манной крупой вместо муки. Ужаснейшая страна!
— Ты не на что негоден! Ты подумай сам! Кто тебя любит? Никто! Ни жена, ни дочь, ни партнеры, ни тренеры! Даже матери своей ты поперёк горла! Так и будешь влачить своё жалкое существование, а потом сдохнешь в мучениях, как поганая псина!
-Нет, нет, нет!!! — Федор бегал по коридору гостиницы, забегал в номер, выбрасывал вещи, потом запинывал их обратно. Забежал в душ, включил холодную воду, залез в одежде, подставил голову.
— Холоднее! Ещё холоднее! — он беспорядочно крутил кран, но температура воды не опускалась, а ему хотелось, чтобы она была ледяная, чтобы остановить этот голос.
— Пойми же, у нас только один выход — смерть. Так будет лучше и нам, и всем остальным. Все будет только рады. — голос стал вкрадчивым и мягким.
-Ааа! Неееет! — Федя не знал как его побороть.
Одежда намокла, вода набиралась выше уровня и стекала на пол…
… На полу лежали детские игрушки и Денис возился с ними уже битый час. Мальчик был сыном Ирины от первого брака, который, также, как у Фёдора, не сложился. Черенков принял мальчишку как родного. Брал его на матчи, давал советы, старался оберегать. Ирина очень радовалась этому факту. Окружающим виделась некая высшая справедливость в том, что много пострадав по жизни, Федя и Ирина нашли друг друга и были счастливы.
… На тренировке Федя показывал великолепную игру, вся команда поражалась. И только тренер «Ред Стар» Роберт Эрбе был недоволен.
— «Мсье Черенков, вы играете очень неуверенно и совершенно без инициативы. Из-за этого страдает атакующая игра команды.» — Эрбе словно был слеп или ходил на матчи какого-другого Черенкова. Даже принципы построения игры в западной Европе совершенно не нравились Феде, они были чужды ему. В «Спартаке» он с молоком впитал — мяч строго отдаётся партнёру, находящемуся в более выгодной позиции. А здесь требовали совсем другого — держи мяч до последнего, пробивайся к воротам, бери игру на себя. И только если уже окончательно рискуешь потерять его — ищи партнёра.
Когда Фёдор наконец вернётся в Москву, он почувствует, будто жизнь снова обретает краски. Самолёт приземлится в аэропорту, Федя выйдет на улицу, вздохнёт полной грудью и сердце снова защемит.
…Всё началось ещё в ресторане. Команде подали обед, игроки перешучивались, находясь в прекрасном настроении. И тут еле слышно прозвучал голос Черенкова:
— Я не буду это есть.
В зале воцарилось неловкое молчание. Все посмотрели на Фёдора.
— Я не буду здесь ничего есть — всё также тихо, но уже уверенней повторил он.
— Почему, Фёдор?
-Они пытаются меня отравить. В еде яд.
-Кто — они?
Черенков окинул присутствующих за столом удивлённым взглядом. Неужели непонятно, кто?
— Они.
Прямо перед ответным матчем с «Андерлехтом», который проходил в Тбилиси, Бесков снял Федю с игры и отправил обратно в гостиницу, в которой была расквартирован команда.
… Фёдор вышел из душа и пошёл по коридору. Он шлёпал босыми ногами, с него текла вода. Сил уже не оставалось, он не спорил с голосом, который не прекращаясь ни на секунду, продолжал свой монолог.
— Пойми же, я хочу лучшего нам. Нам всем! Маме, брату, Настёне. Всем. Ты должен ко мне прислушаться. Нам нужна свобода.
Фёдор вышел из коридора на общий балкон. Посмотрел вниз. 16-ый этаж. Один шаг отделял его от свободы. Больше не слышать этот голос, больше никогда не мучиться. Свобода…
Фёдор вырывался, не ничего не мог сделать. Несколько человек из персонала гостиницы тащили его обратно в коридор. Они ели успели вытянуть его, прибежав, когда он уже перелезал через перила.
… Его вызвал к себе Бесков. Черенков вошёл к нему в купе, присел. За окном проносились реки, поля и леса, колеса стучали в такт друг другу а ложечка в стакане дребезжала.
-Федя, послушай меня. Ты должен думать о себе, о семье. Так нельзя делать. — Бесков говорил по-отечески добро и назидательно. Они ехали домой с выездного матча и на одной из станций Фёдор, увидев нищих, раздал им все свои премиальные, полученные за победу. Когда это поняли в команде, та станция была уже далеко.
-Твоё желание похвально, но в следующий раз мы тебе так сделать не позволим. Ступай.
Федя был рад, что это разговор закончился. Он уже давно понял для себя, что никто не может понять и разделить его чувства. Он вернулся в своё купе и сел, уставившись в окно…
…Из окна был виден двор, небо серого цвета, деревья, уже сбросившие листву и сиротливо поднявшие свои ветви. Фёдор смотрел не отрываясь. Это могло происходить часами. Ирину и Дениса очень беспокоили такие моменты, но он не разговаривал с ними. В обычный день Фёдор вставал и утром пил кофе, он был любитель этого напитка. Но в любой из дней, без видимых на то причин, он мог проснуться, сесть у окна и пространно наблюдать за жизнью за стеклом. Ведь свою жизнь он считал абсолютно неинтересной.
Причудливое поведение Феди всё больше осложняло их совместную с Ириной жизнь. Черенкову часто видел какие-то потайные знаки в рядовых для обычного человека вещах. Он решил для себя, что Ирина не любит его и ничего не хочет иметь с ним ничего общего и от этого страдал ещё больше. Он не ругался, не предъявлял претензии. Он просто уходил в себя молчал по несколько дней и смотрел в окно. Такая жизнь в итоге привела к тому, что Фёдор и Ирина вскоре разъехались. С этого момента Федя ещё больше убедился, что вот никому он совершенно не нужен, и мучений душевных у него прибавилось.
…Брат Виталик втихаря тащил из тарелки горячие пирожки, обжигался, дул на них и быстрей старался съесть, пока мама не увидела. Федя посмеивался над ним, мама хлопотала на кухне и ставила на стол очередное блюдце. В квартиру вошёл отец, мама вышла к нему в коридор, Федя тоже пошёл к двери и только Виталик остался за столом, потому как не успел прожевать.
— А ты чем порадуешь, сорванец? — папа, войдя на кухню, потеребил младшего сына за волосы.
— «Пятёрка по геометрии» — сказал Виталик, стараясь дожевать на ходу, чем опять рассмешил Фёдора.
Они стали усаживаться за стол. От папы пахло работой — краской и маслом. Приятный и родной запах…
…Вроде бы полегчало. Фёдор встал, пошёл к эскалатору. Выйдя из метро, он брёл медленно, не торопясь. Периодически присаживался на скамейках, попадавшихся на пути. Он уже вошёл во двор и решил перед этим также посидеть на скамейке, набравшись сил для последнего рывка — до квартиры. Он шёл по двору, почему-то вспомнились родные.
— Боже, как же плохо одному… Одиноко как… Эх… — Федя постарался вздохнуть поглубже.
— Щемит-то как, как же щемит…
Воздуха совсем не хватало, он зашатался, попытался ухватится за ветви деревьев, не смог и рухнул на землю, потеряв сознание.
Фёдор Фёдорович Черенков умер 4 октября 2014 года не приходя в сознание. Сказать, что его провожал весь футбольный мир России — значит ничего не сказать.
В наше время, когда гордостью для спортсменов становится общественный вызов, во время, когда лайки, репосты и ретвиты ценятся больше, чем реальные достижения, Фёдор бы вряд ли смог чувствовать себя комфортно. Сейчас гораздо большей известности можно добиться, выйдя на поле без трусов, чем раздавая гениальные пасы через матч.
Черенков оставался одиноким, хотя у него была любовь миллионов болельщецких сердец. На его похороны пришли тысячи человек и в тот день не было клубных пристрастий — проститься пришли болельщики «Спартака», «ЦСКА», «Динамо», других клубов. Из Петербурга приехали болельщики «Зенита».
Бог наградил его огромным талантом, за который заставил расплачиваться всю свою недолгую жизнь.
Щемило сердце…
Источник: